К Макьюэну уважения нет. Я вспоминаю писателей, которых не особо котирую, но все же отношусь к ним с уважением. Что я вижу такого в их книгах, что вызывает уважение?
В Бегбедере я вижу отчаяние, замаскированное веселым цинизмом.
Глуховский полон саморазрушения, ярости.
В Минаеве есть усталость от опыта.
Лукьяненко полон яда, который добавляет в свои книги большими порциями, чем требуется для незаметного усвоения.
А в той же Донцовой есть стойкость не сдавшегося человека.
Чтобы понять лучше Макьюэна необходимо, как ни странно, вспомнить советскую литературу.
Советские писатели имели дачи, квартиры, привилегии. Они были обласканными небожителями, элитой. И что же писали эти небожители?
Достаточно открыть почти любую советскую книжку, и она будет неприкрытым графоманством. Пустословием людей, которые ничего не знают и которым нечего сказать.
Исключения, конечно, есть, и немало. Были и нормальные писатели с талантом.
Вот Макьюэн такой же плохой советский писатель. Он только словом владеет получше. А так — графоман графоманом.
Если у него блестящий интеллект, это еще не делает его писателем, ребята.
А делают чувства, способность к глубине, боль.
В Макьюэне нет ни отчаяния, ни ярости, ни даже усталости. Он — такая веселая заводная табакерка, абсолютно пустая, ноль чувств, зеро. Это даже странно.
Хотя у многих реально умных людей проблемы с чувствами. Они превозносят рацио, а чувства в них давно засохли, как забытые цветы на подоконнике.
По этой причине Макьюэну, что бы он ни говорил, и как бы замечательно это ни преподносил, совершенно нечего сказать. Он пустой. Как пуст огромный красивый дом, оставленный жителем, с запыленными полами и немытыми окнами.
Мне абсолютно неинтересны писатели, которые незнакомы с болью. И в которых никаких следов она не оставила.
Иэн похож на ребенка, который в жизни не знал никаких бед, и ради забавы он мучает и убивает птиц.