Я долго подбирала слова, чтобы написать о Витухновской. Я не считаю ее политиком, только писателем. От чтения ее текстов возникало ощущение какого-то успокоения: наконец-то это сказано и названо. Но долго читать ее не могла, приходило ощущение невыносимости бытия, причем наведенное, мне несвойственное.
Я стала задаваться вопросом: «А то ли сказано и названо? Что имеется в виду? Насколько я могу доверять ее восприятию действительности?»
И вот я поняла. Алина пишет о смерти. Но не о той смерти, какова она есть на самом деле, а о своем личном восприятии смерти. Поэтому всех участников жизни она видит через призму какой-то некрореальности, не совпадающей, на самом деле, ни с настоящей реальностью, ни с реальностью после бытия.
От этого открытия становится противно. Тексты Витухновской — это театр мертвечины, она использует поднадоевший ограниченный лексикон, чтобы передать убогость бытия, в ее сердце нет места для сердца.