Людям нравится передавать истории из уст в уста. Нам неизвестны авторы народных сказок и преданий. Это продукт коллективного творчества. Кто их создал, кто придумал? Сам народ.
Засыпающая мать рассказывает малышу придуманные ею истории, и образы эти сохраняются в его памяти на всю жизнь. Дети, шушукаясь в темноте, пугают друг друга страшилками, одновременно и веря, и не веря в них.
В каждом ужастике есть доля реальных детских страхов. Ведь даже некий взрослый, укрываясь одеялом с головой, продолжает подсознательно верить в то, что одеяло тем самым защитит и убережет его от всех ужасов, просыпающихся в ночи.
Почему дети верят в то, что игрушки оживают и общаются по ночам? Почему боятся монстров, обитающих под кроватью? Или зачем люди оставляют еду на тарелках для домовых или невидимых существ?
Городские легенды рождаются очень просто. Из страхов, неосознанных желаний и людской веры в чудеса.
Однако существует ли нечто помимо этого? Что если правы те, которые видят нечто большее за странностями, случайностями и необычными совпадениями? Что если, поверив однажды в существование настоящего чуда, один человек начнет повсюду встречать чудеса?
И тогда родной город, казавшийся прежде привычным и знакомым, вдруг обретет новую глубину, станет живым и непостижимым.
И тот человек однажды застынет удивленно перед строением, которое годами не замечал, проходя мимо. Увидит дом со старинным балконом и лепниной на стенах, в который давно никто не заходил.
Или заглянет в окна заброшенной фабрики, и странное чувство охватит этого человека. Чувство, что кто-то наблюдает за ним, оттуда, из-за дряхлых окон, покрытых паутиной.
Человек-наблюдатель постепенно станет любопытным и внимательным. Он спросит себя, а что охраняет этот старый облезлый пес? Или подумает о дряхлых трамваях, ржавеющих в трамвайном парке.
Всему можно найти рациональное объяснение и посмеяться над теми, кто верит в сказки и чудеса?
Что же, кто-то и правда ощущает нечто большее в обычном пятне солнечного света, заглянувшем в комнату.
А кто-то, гуляя по запутанному городскому лабиринту, замечает особые знаки, оставленные, будто специально, для него одного.
