Бледный, резко контрастирующий с остальным фоном мужчина напряженно смотрит на меня. За его спиной буйные сине-зеленые заросли растений, нелепый куст; в его руках пухлощекая дочь, лукаво улыбающаяся.
Вторично присмотревшись к нему, я вижу в его взгляде не напряженность, а некую тоску, след пережитых душевных мук и смиренность.
Мне не предлагают еды. Стол вблизи его дочери щедро накрыт и полон фруктов. Девочка жует какой-то персик или яблоко, не могу разобрать, потому что взгляд мой неожиданно замечает куклу, перевернутую вверх ногами, рыжую шкуру лисицы и пышный букет незнакомых цветов, пряный запах которых дурманит и не дает собраться с мыслями.
Мужчина не прикасается к фруктам. Судя по его виду, он неприхотлив, но аккуратен и не выходит за рамки приличий.
Чувствую себя несколько лишней. Неужели отец девочки не может дождаться, когда я уйду и мне даже не предложат присесть? Не случайно же здесь разложили на кресле это роскошное вышитое покрывало, на которое уж точно без приглашения присаживаться не стоит! А я бы, честное слово, на этом кресле бы с удовольствием посидела (только без этаких недружелюбных соседей), поглядывая заодно на каменистые трущобы города, расположенные за спиной того мужчины; а еще лучше, почитала бы какую-нибудь книжку.
От неподвижной лисицы и от кроваво-красной скатерти, на которой лежат фрукты для ребенка, мне становится слегка не по себе. Да что же это за место такое? Мужчина по-прежнему молчит и смотрит на меня то ли с упреком, то ли с просьбой поскорее уйти. И это последнее я с радостью выполняю. Ухожу, не оглядываясь, и чувствую, как за моей спиной все мгновенно меняется, собирается новая картинка, персонажи перемещаются, но этого видеть мне нельзя.
