Я посмотрела на часы. Двенадцать. И ужаснулась. При мысли о том, как много еще предстоит сегодня сделать. При мысли о том, что затормозить время не удастся не только сегодня, но и вообще — никогда.
Если рассматривать время как череду кадров на длиннющей кинопленке (вот ты маленький, вот ты пошел в школу, вот ты сидишь перед начальником), то можно заметить, как неуловимо кардинально изменяется личность, изображенная на этих кадрах.
Я не узнаю себя в детстве, я не узнаю себя в школе, я не узнаю себя в вузе, я не узнаю себя еще лет шесть назад.
Вернее, я, конечно, помню, как думала, мыслила и воспринимала мир та версия меня, которая осталась далеко в прошлом. Помню далеко не все. Это смутные образы, они большей частью лживы, я хватаюсь за одну характеристику и добавляю воспоминанию жизнь. Однако этого чересчур мало для полноценного восприятия.
Для наших одноклассников мы навсегда останемся одноклассниками. Пусть нам под пятьдесят, выросли животы и лысины, а друг Колька все так же смотрит на своего друга Петьку, будто бы только что они воровали сливы и прыгали с крыши гаражей.
Для наших друзей мы также остаемся годами прежними. Будто бы какой-то один образ натягивается на лицо реального существа (с одной и с другой стороны), и с этими-то образами «друзья» готовы общаться годами, пока в какой-то момент не станет ясно, что образ уже не налезает, причем давно, что позолота и краска с него слетела, а из-за образа выглядывает нечто незнакомое и совсем чужое. Дороги разошлись. Люди навсегда расстались.
И для наших родителей мы также останемся теми малышами, которых они видели после рождения и принимали к груди? Сколько бы нам ни было лет? Тридцать, пятьдесят? Доходит до смешного, нелепого: мать считает малышкой свою двадцатилетнюю дочь, отец считает мальчиком сына, которому далеко за сорок.
Удерживая образы, надетые родителями, люди могут не взрослеть всю жизнь. «О да, да, мамочка, я все еще твой розовощекий малыш, — брызгает слюной здоровенный дядька, умело притворяясь послушным мальчиком, успешно посещающим школу. — Подкинь опохмелиться».
Время утекает сквозь мои пальцы. Я сама часть времени и вы все вокруг — тоже. Предметы и обстоятельства, пространства, ситуации, весь многовариативный контекст кружит во времени, изменяясь каждую миллисекунду. Ничто невозможно сохранить навечно. И если бы «женщина в песках» не убирала бы песок каждый день, она бы оказалась заметена, погребена под песочными завалами.
Мы разгребаем завалы времени, мы пытаемся его удержать, мы отчаянно запечатлеваем счастливые миги: фотографиями ли, текстами ли, видео ли. Время пахнет клубникой и снегом. Это бултыхающаяся, пузырящаяся масса, постоянно выплевывающая из себя все новые и новые живые циклы, внутри которых запрограммированы: рождение, созревание, зрелость и угасание.
Мы все путники на линейке времени, мы идем в свою смерть, встречая на пути разнообразные приключения. Да только заканчивается ли наш путь вместе с этой смертью? Я не верю в это, не верю.
Пожалуйста, пускай наши любимые и близкие живут вечно. Пускай каждая минута проживается нами и запечатлевается нашей памятью, регистрируется всеми органами чувств. Позволь нам чувствовать радость и любовь этого времени, позволь жить ради счастья, а не ради геройств.
Мое время. Каждый день есть время для хлопот, для печалей, для суеты и злости на окружение. Но эти же минуты можно прожить по-другому. Хотя бы постараться.